Первое издание РУБОКО ШО (980 – 1020?) (Ночи Комати, или Время Цикад) (Сэмигоро), Токио, 1985) вызвало настоящий скандал в японской научной и литературной среде. Мультимиллионер и библиофил Ки-уо Кавабаки, публикуя купленный по случаю на книжном развале в Киото свиток пергамента Х века, не ожидал ничего подобного. Прежде всего поражал жанр – эротическая танка, до последнего времени неизвестный в средневековой японской литературе. Ценители хорошо знали, скажем, возникший в XIV веке театр Но с его фривольными пьесами, или фарсы кегэн, где с общественно-политическими и бытовыми мотивами часто. сочетались довольно откровенные эротические сцены; многие прекрасно разбирались в рискованной живописи Моронобу, Утамаро или Судзуки Харушиге с их сладострастными, пластичными сюжетами, но – эротическая танка! Рубоко Шо произвел эффект разорвавшейся бомбы. Разрабатывая малый жанр бесхитростных лирических излияний – танка ((верное зеркало народных нравов), Конфуций), поэт насыщал свои произведения темными намеками, скрытыми цитатами и заимствованиями из других авторов; подобный прием рассматривался как литературный комплимент, но оценить подобные стилистические реверансы мог только настоящий знаток обеих литератур – как японской, так и китайской. Танки Рубоко отличаются резко выраженной субъективной окраской. Стихотворение чаще всего подается как динамическая реакция на любовное событие, реальное или вымышленное, но всегда остро переживаемое поэтом. Читатель обнаружит здесь страстную вибрацию чувств, физическую радость жизнеощущения, помноженную на некую созерцательную отстраненность, придающую дополнительнув прелесть лирическому жесту первых трех строк танки. В лучших пятистишиях преобладают моментальные реакции о их непосредственном становлении. Эта стремительность в развороте лирического сюжета, эти тончайшие психологические ньюансы в разработке чувственного рисунка резко выделяют Рубоко Шо из современного ему литературного контекста. Преобладающая тема Рубоко – любовная.

Искусство нэцкэ развивалось в период Токугава (1603—1868 — последний период средневековой истории Японии). Наиболее ярким явлением этого времени стало бурное развитие городской культуры: по своему характеру традиционная, она тем не менее отличалась несомненным своеобразием. Специфику городской культуры периода Токугава убедительно раскрывает изобразительное искусство, в частности нэцкэ. Нэцкэ – массовое искусство, которое наглядно иллюстрирует трансформацию традиционных представлений и образов, произошедшую в это время. Значительная часть сюжетов нэцкэ связана с религиозными представлениями японцев, а потому нэцкэ, в которых воплощены популярные религиозные образы, дают ценный материал для изучения японских религий. Это относится и к даосизму, роль которого в духовной жизни японцев на сегодняшний день не может считаться выясненной окончательно. Долгое время в японоведческой литературе вопрос о даосизме в Японии или вовсе обходили молчанием, или, в лучшем случае, констатировали его незначительность для религиозной жизни этой страны. Лишь с шестидесятых годов XX века в трудах таких ученых, как Х. Б. Эрхарт, Э. Д. Сондерс, Норитада Кубо, Хори Итиро и пр. начинает более детально рассматриваться и получает переоценку степень участия даосизма в религиозной жизни японцев. Однако и в этих работах главное внимание обращается на бытование даосизма на догматическом уровне, что само по себе понятно, но не охватывает всего многообразия оформления даосских идей в Японии. Разбираются такие явления, как использование даосского календаря, мантрическая практика, деятельность «Оммерё» (придворное ведомство «Инь-ян», само направление «Оммедо» (учение об инь-ян) и его позднейшее преломление в оккультной практике Сюгэндо. В гораздо меньшей степени затрагиваются вопросы народного восприятия даосских идей. А именно в народе, в народных верованиях японцев, идеи религиозного даосизма, хотя и не существовали в качестве цельного учения, но зато оказались более живучими и активными, чем на догматическом уровне религиозного сознания.

Камикадзе. Эскадрильи летчиков-смертников. Автор: Кувахара Ясуо и Оллред Гордон. Эта повесть, написанная живым и образным языком, – история жизни молодого японского летчика Ясуо Кувахары. Пройдя в пятнадцать лет обучение в летной школе, где готовили камикадзе, он стал лучшим в своем подразделении. С 1944-го по 1945-й Кувахара служил в эскадрилье смертников, созданной для уничтожения кораблей военно-морских сил США, и стал свидетелем того, как его товарищи один за другим отправлялись на верную гибель. Только благодаря случайности Кувахара остался в живых.

Все, кому случалось наблюдать японские острова с борта самолета, удивляются обилию лесов. Япония — высоко индустриализированная страна, а плотность населения в ней одна из самых высоких в мире, при этом 67% территории страны покрыто лесами. Из всех промышленно развитых стран мира примерно такой же высокий процент лесного покрова только в Финляндии и Швеции (но плотность населения в них составляет около 4,5% и 6% от японского уровня соответственно). Других развитых стран, в которых леса покрывали бы более 50% земельной площади, в мире нет. Японский архипелаг длинен и узок, его протяжённость с севера на юг составляет около 3000 км. Это создаёт условия для широкого многообразия видов, от хвойных деревьев на севере, листопадных широколистных далее к югу и вечнозелёных широколистных ещё дальше на юг до, наконец, мангровых топей в южных субтропиках. Разновидность леса зависит и от человеческой деятельности. В местах, где много лет тому назад жители предгорных деревень срубили лес на дрова и вырубили подлесок, были посажены новые леса. В некоторых удалённых горных районах до сих пор сохранились естественные леса. Деревья различаются и в пределах каждого конкретного леса, они могут изменять свой внешний вид в зависимости от времени года. Осень расцвечивает листопадные широколистные леса буйством красок. Лесные угодья Японии уникальны, всю страну можно назвать настоящим лесным питомником.

 

У правящих классов Японии несомненно кружится голова. Из неслыханных внутренних затруднений они ищут выхода в политике внешних захватов, угроз и насилий. И все удается им. Международные трактаты поруганы. Под видом создания независимого государства аннексирована гигантская страна. Лига Наций накопляет никому не нужные протоколы. Америка осторожно отмалчивается. Советский Союз идет на уступки. Выходит, действительно, что Япония непобедима и что ее властители призваны господствовать не только над азиатским материков, но и над всем миром. Так ли однако? Менее четырех десятилетий тому назад маленькая островная страна нанесла поражение китайскому гиганту на суше и на море. Весь мир встрепенулся. Через 14 дней после подписания Симоносекского мира знаменитый немецкий географ Рихтогофен писал, что Япония завоевала "равноправие" и поднялась в ранг великих держав. Спустя десять лет совершилось еще большее чудо: Япония разбила на голову царскую Россию. Такой результат предвидели немногие, к числу которых и принадлежали, прежде всего, русские революционеры; но кто интересовался в то время их голосом? Чем неожиданнее для цивилизованного человечества явилась победа Японии над двумя соседями, совокупное население которых в десять раз превосходило ее собственное, тем выше поднялся престиж островной империи. Участие Японии в мировой войне свелось к полицейским операциям большого стиля, на Дальнем Востоке, отчасти в Средиземном море. Но самый факт принадлежности к лагерю победителей и связанная с этим крупная добыча, не могли не поднять еще выше национальное самочувствие правящих классов Японии. "Двадцать одно" требование Китаю в начале войны - всего лишь через 15 лет после того, как Япония сама освободилась от унизительных договоров, окончательно обнажило челюсти японского империализма.

В 1938 году один из самых замечательных японских писателей Дадзай Осаму написал такой рассказ, который называется "Сто видов Фудзи". В начале этого рассказа он пишет следующим образом: "Все японские художники, и прежде всего, Хокусай, изображали Фудзи совершенно не такой, как она есть на самом деле. Ее вершина изображается с намного более острым привершинным углом, чем это есть на самом деле. Она похожа на Эйфелеву башню. А вот настоящая Фудзи-яма..." И дальше он описывает такой эпизод, когда ночью он выпивает в одиночку, потом выходит, смотрит в окошко, в то время из Токио Фудзи была хорошо видна, потому что не было высотных зданий, не было такой загрязненности. И вот, он слегка под шафе, и Фудзи кажется ему маленькой, такой, с какими-то неровными склонами — словом, такая, домашняя Фудзи, которая страшно ему нравится. Так вот, страшно интересный вопрос - почему Фудзи вошла в сознание как самих японцев, так и европейцев, ведь знаменитый Хокусай изображал гору, с ее склонами с намного более острыми углами, чем это есть на самом деле, под углом 45 градусов.

 

Для японцев снег ассоциируется с холодом, так же, как и лед. При этом ощущения скорее негативные, чем радостные. Если у нас снег зимой – это дело обычное, то в Японии во многих регионах снега не бывает вообще, поэтому когда он идет, это значит, что очень холодно. Там, где снег выпадает регулярно, он обычно мокрый и липкий, отчего становится зябко до невозможности, хотя температура воздуха не совсем уж и низкая. Лишь высоко в горах и на Хоккайдо зима такая, к какой мы привыкли. Многометровые сугробы засыпают дома по самую крышу, так что приходится заходить со второго этажа или даже с мансарды. У японцев сформировалось двоякое отношение к снежинке как мотиву орнамента. С одной стороны, она напоминает о невыносимом холоде, с другой – это все же удивительно красивое создание, хрупкое, мимолетное, изящное, как бабочки или цветы. Так что в итоге сферы употребления этого мотива разделились. Как известно, японцы очень тонко чувствуют смену сезонов. Все предметы быта, еда, одежда, цвет и орнаменты подчиняются многочисленным правилам. Цвет, узор, техника создания утвари – керамики, лаковых изделий и т.д. – обязательно будут отражать сезон. Такова, в частности, утварь для чайной церемонии. На личных предметах быта снежинки изображали довольно свободно, по собственному желанию. А вот с одеждой все сложнее... Орнаменты костюма всегда предваряют сезон. Цветы сакуры появляются на кимоно за неделю до ее цветения и пропадают, как только она зацветает. Новогодние символы также подходят для кануна нового года, но тут же исчезают после его наступления. Зимой и так холодно, зачем еще и в орнаменте одежды напоминать об этом неприятном времени года? Пусть вокруг будет снег, но укутать свое тело хочется во что-то теплое. Поэтому на одежде в этот период чаще появляются цвета, символы и узоры, которые не ассоциируются с холодом.Тем не менее, японцы наслаждались созерцанием белизны снега.