Славная деятельность Русской духовной миссии в Японии (1870-1906 гг.) активно исследуется современными отечественными и японскими учеными. Особое внимание уделяется вкладу православных миссионеров в формирование и развитие межкультурных связей России и Японии. Это, например, выражалось в переводах произведений целой плеяды русских писателей (А.С. Пушкина, И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого и др.) на японский язык, осуществленных русскими миссионерами и их японскими учениками. В одном из многочисленных некрологов Николаю Японскому (И.Д. Касаткину, 1836-1912 гг.), основоположнику православной проповеди в Японии, отмечалось, что его деятельность «является одним из главнейших факторов знакомства подданных микадо с русской художественной литературой». С другой стороны, активно сотрудничая с целым рядом центральных и провинциальных периодических изданий, русские миссионеры способствовали развитию представлений о Стране восходящего солнца в кругах российской общественности. Своими работами они внесли существенный вклад в формирование «образа Японии» в России. И если, по мнению В.Э. Молодякова, до 1890-х гг. в русской литературе встречались «лишь незначительные, случайные детали» этого «образа», то, с точки зрения А.А. Поповой, Русская духовная миссия привлекала «внимание общественности к Японии и к своей деятельности в этой стране» и вносила определенную лепту в развитие представлений о Стране восходящего солнца. Следует указать, что практически все сподвижники «апостола Японии» (так называли современники о. Николая), в той или иной мере владели пером. Впервые на страницы отечественной прессы информация из Японии не «кружным путем» через европейскую печать, а напрямую из Хакодате, попала в 1861 году.
Командир корвета „Витязь" Флигель Адъютант Степан Осипович Макаров только что вернулся из Тихого Океана, где он провел со своим корветом около двух лет, и имел возможность ознакомиться с ходом дел нашей духовной Миссии в Японии. Под свежим впечатлением всего виденного и слышанного им он написал из Иокогамы одному из своих друзей в Петербурге письмо, разрешив предать его гласности без своей подписи. Письмо это было действительно напечатано почти полностию в №№ 162—165 Московских Ведомостей и в Прибавлениях к № 27 Церковных Ведомостей. В виду того, что письмо Степана Осиповича Макарова в живом и сжатом рассказе представляет ясную картину как постепенного развития православия в [4] Японии, так и настоящее положение дела, мы решились издать его особою брошюрою, для распространения сведений об отрадном успехе, который православие делает в Японии. Прилагаемый к сему рисунок есть уменьшенная копия фотографического снимка с Соборного храма во имя Воскресения Христова при Российской Духовной миссии в Токио. Фотография снята была 18 октября минувшего 1888 года. Купол уже находится на месте, но остается еще неоконченною отделка, наружная и внутренняя. Теперь больше, чем когда нибудь, это дело нуждается в материальной поддержке для того, чтобы закончить храм с тою же солидностию и правильностию, с которыми храм строился с самого своего фундамента. Пожертвования принимаются в Хозяйственном Управлении Святейшего Правительствующего Синода. [5]
Архиепископ Николай Японский родился 1 (13) августа 1836 года в Березовском погосте (с. Егорье-на-Березе) Бельского уезда Смоленской губернии[1] (ныне д. Береза Мостовского сельского округа Оленинского района Тверской области), был вторым сыном диакона Дмитрия Ивановича Касаткина и был крещен в честь Предтечи Господня Иоанна. Его мать Ксения Алексеевна умерла в 34 лет, когда Ивану было всего пять лет. В семье диакона Дмитрия Касаткина было четверо детей: первенец Гавриил, умерший во младенчестве, старшая дочь Ольга, второй сын Иван и младший сын Василий[2]. Доход диакона был весьма скуден: хотя погост был центром Березовской волости и имел церковь, построенную в 1748 году, возле которой дважды в год - 23 апреля (день вмч. Георгия Победоносца) и в день Вознесения Господня - проводились ярмарки, в нем на 1836 год насчитывалось всего 5 дворов (7 мужчин и 6 женщин)[3]. Несмотря на крайнюю бедность, мальчика отдали учиться сначала в духовное училище уездного города Белый, а затем в Смоленскую семинарию. В числе лучших учеников в 1857 году был рекомендован и поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Академию с правительственной стипендией. Молодой человек выказывал выдающиеся способности; предполагалось, что он останется при Академии для подготовки к профессорской деятельности. Весной 1860 года в Академии было вывешено объявление с предложением от министерства иностранных дел, приглашавшее одного из выпускников служить настоятелем посольской церкви в Хакодате в Японии. К тому моменту, когда его увидел Иван Касаткин, записались уже трое: Благоразумов Николай[4] и М. И. Горчаков[5] – белыми священниками и еще один в каком угодно сане. Поначалу объявление не произвело на него особого впечатления.
Славная деятельность Русской духовной миссии в Японии (1870-1906 гг.) активно исследуется современными отечественными и японскими учеными. Особое внимание уделяется вкладу православных миссионеров в формирование и развитие межкультурных связей России и Японии. Это, например, выражалось в переводах произведений целой плеяды русских писателей (А.С. Пушкина, И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого и др.) на японский язык, осуществленных русскими миссионерами и их японскими учениками. В одном из многочисленных некрологов Николаю Японскому (И.Д. Касаткину, 1836-1912 гг.), основоположнику православной проповеди в Японии, отмечалось, что его деятельность «является одним из главнейших факторов знакомства подданных микадо с русской художественной литературой». С другой стороны, активно сотрудничая с целым рядом центральных и провинциальных периодических изданий, русские миссионеры способствовали развитию представлений о Стране восходящего солнца в кругах российской общественности. Своими работами они внесли существенный вклад в формирование «образа Японии» в России. И если, по мнению В.Э. Молодякова, до 1890-х гг. в русской литературе встречались «лишь незначительные, случайные детали» этого «образа», то, с точки зрения А.А. Поповой, Русская духовная миссия привлекала «внимание общественности к Японии и к своей деятельности в этой стране» и вносила определенную лепту в развитие представлений о Стране восходящего солнца. Следует указать, что практически все сподвижники «апостола Японии» (так называли современники о. Николая), в той или иной мере владели пером. Впервые на страницы отечественной прессы информация из Японии не «кружным путем» через европейскую печать, а напрямую из Хакодате, попала в 1861 году. 
Командир корвета „Витязь" Флигель Адъютант Степан Осипович Макаров только что вернулся из Тихого Океана, где он провел со своим корветом около двух лет, и имел возможность ознакомиться с ходом дел нашей духовной Миссии в Японии. Под свежим впечатлением всего виденного и слышанного им он написал из Иокогамы одному из своих друзей в Петербурге письмо, разрешив предать его гласности без своей подписи. Письмо это было действительно напечатано почти полностию в №№ 162—165 Московских Ведомостей и в Прибавлениях к № 27 Церковных Ведомостей. В виду того, что письмо Степана Осиповича Макарова в живом и сжатом рассказе представляет ясную картину как постепенного развития православия в [4] Японии, так и настоящее положение дела, мы решились издать его особою брошюрою, для распространения сведений об отрадном успехе, который православие делает в Японии. Прилагаемый к сему рисунок есть уменьшенная копия фотографического снимка с Соборного храма во имя Воскресения Христова при Российской Духовной миссии в Токио. Фотография снята была 18 октября минувшего 1888 года. Купол уже находится на месте, но остается еще неоконченною отделка, наружная и внутренняя. Теперь больше, чем когда нибудь, это дело нуждается в материальной поддержке для того, чтобы закончить храм с тою же солидностию и правильностию, с которыми храм строился с самого своего фундамента. Пожертвования принимаются в Хозяйственном Управлении Святейшего Правительствующего Синода. [5]
Архиепископ Николай Японский родился 1 (13) августа 1836 года в Березовском погосте (с. Егорье-на-Березе) Бельского уезда Смоленской губернии[1] (ныне д. Береза Мостовского сельского округа Оленинского района Тверской области), был вторым сыном диакона Дмитрия Ивановича Касаткина и был крещен в честь Предтечи Господня Иоанна. Его мать Ксения Алексеевна умерла в 34 лет, когда Ивану было всего пять лет. В семье диакона Дмитрия Касаткина было четверо детей: первенец Гавриил, умерший во младенчестве, старшая дочь Ольга, второй сын Иван и младший сын Василий[2]. Доход диакона был весьма скуден: хотя погост был центром Березовской волости и имел церковь, построенную в 1748 году, возле которой дважды в год - 23 апреля (день вмч. Георгия Победоносца) и в день Вознесения Господня - проводились ярмарки, в нем на 1836 год насчитывалось всего 5 дворов (7 мужчин и 6 женщин)[3]. Несмотря на крайнюю бедность, мальчика отдали учиться сначала в духовное училище уездного города Белый, а затем в Смоленскую семинарию. В числе лучших учеников в 1857 году был рекомендован и поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Академию с правительственной стипендией. Молодой человек выказывал выдающиеся способности; предполагалось, что он останется при Академии для подготовки к профессорской деятельности. Весной 1860 года в Академии было вывешено объявление с предложением от министерства иностранных дел, приглашавшее одного из выпускников служить настоятелем посольской церкви в Хакодате в Японии. К тому моменту, когда его увидел Иван Касаткин, записались уже трое: Благоразумов Николай[4] и М. И. Горчаков[5] – белыми священниками и еще один в каком угодно сане. Поначалу объявление не произвело на него особого впечатления. 
