Вы по торговым делам или для собственного удовольствия путешествуете? А может, вы ученый, исследователь?.. Ошибаюсь, говорите? Ну что ж... я ведь просто так поинтересовался, к слову пришлось, вот и спросил. Вижу, вы все за морем наблюдаете, вот и подумал - не исследователь ли. В этих местах есть что исследовать, было тут одно происшествие... Во Владивосток придем к вечеру, а там, дальше, Сибирь... Знаете, мы сейчас как раз вошли в те широты, где некогда начиналось Японское море. Да... а сейчас все сплошь Тихий океан... Теперь здесь волны гуляют... А тридцать лет назад на этом самом месте возвышалась над морем Япония, изогнутая, как лук. Должно быть, сейчас мы проходим там, где были ее центральные районы или что-нибудь в этом роде... Знаете, кто ее продал? Я! Чего уж теперь скрывать. Я, собственной персоной, этими вот руками...

В 1908 году при весьма загадочных обстоятельствах скончался китайский император Гуан-сюй, а вскоре умерла и вдовствующая императрица Цы Си. По воле и завещанию этой коварной и жестокой императрицы последним императором Цинской династии стал двухлетний Сюань-тун (Пу И), а регентом при нем — его отец, великий князь Цзай Фэн. Во время церемониала принесения присяги и поклонения новому императору перепуганного и громко ревущего ребенка отец-регент силком усадил на большой холодный трон, однако в младенческие годы Пу И власть в Китае фактически была сосредоточена в руках маньчжурских принцев. На долю императора выпали лишь все оттенки желтого императорского цвета: желтой была его одежда, желтыми сатиновыми чехлами покрыты сиденья кресел и стульев, желтыми были и стеганые утеплительные крышки для серебряных кастрюль, желтыми шелками была обтянута постель. Шифоновый желтый полог над кроватью увешивали желтые мешочки с душистым мускусом. Но вскоре после победы Китайской революции в 1912 году от имени малолетнего императора был обнародован акт отречения от престола, однако сам Пу И в книге «Первая половина моей жизни» впоследствии писал, что для него в общем-то мало что изменилось. «Как я взошел на трон, ничего не понимая, так через три года, ничего не понимая, и отрекся от него». Пу И остался жить в императорском дворце Гугун, где его персона по-прежнему вызывала у окружающих почтительное восхищение, по-прежнему ему поклонялись как Сыну Неба и по-прежнему на содержание его двора расходовались тысячи лянов серебра. Среди многочисленных канцелярий, занимавшихся делами императорского двора, продолжал работать Отдел желаний, который обязан был удовлетворять малейшие прихоти Пу И.

Сегодня вечером я собираюсь в один присест написать рассказ: завтра истекает срок представления рукописи. Я не просто собираюсь, я должен написать его обязательно. Если же вам интересно, о чем я буду писать, придется прочитать то, что следует ниже. В одном из кафе вблизи Дзимботе на Канда служит официантка по имени Окими. Говорят, что лет ей пятнадцать-шестнадцать, но выглядит она взрослее. Лицо белое, глаза ясные, и хотя нос у нее чуть вздернут, она первостатейная красавица. Волосы у Окими расчесаны на прямой пробор, и к ним приколота незабудка. Так и стоит Окими в своем белом фартуке перед пианолой, словно только что сошла с картины Такэхиса Юмэдзи-куна. Завсегдатаи кафе прозвали ее «популярный роман», – видимо, они имели на то свои причины. Были у нее и другие прозвища. За цветок в волосах ее называли «незабудка», за сходство с американской киноактрисой – «мисс Мери Пикфорд», за то, что она неотъемлемая часть кафе, – «пиленым сахаром», и все в таком духе. Кроме Окими, в кафе есть еще одна официантка, постарше. Зовут ее Омацу. В красоте она не соперница Окими. Разница между ними, как между белым и черным хлебом. Соответственно и чаевые у них разные, хотя служат они в одном кафе. Это не давало покоя Омацу. Ее недовольство росло, а вместе с ним и подозрительность.

Мы, как люди, более относящиеся по складу ума к западной цивилизации и культуре, привыкли все, находящееся вокруг нас, а также внутри нас, анализировать. Не обойтись без определенного анализа и при изучении ментальных особенностей средневековых японских самураев. Само собой, что при этом нужно отчетливо осознавать то, что во многом, изучая данную культурную парадигму, мы делаем проекции со стороны своей собственной культуры. Сама методология данного исследования напрямую свидетельствует об этом; и, тем не менее, доля некоторой объективности вполне возможна. Изучив множество источников по истории и теории японской культуры, можно выделить следующие характерные черты и особенности средневековых японских воителей, оказавших влияние и на других представителей своего социума: 1) Синтетичность мышления, мировосприятия. С этим связаны стремление к гармонии, восприятие души и тела как неразрывного единства. Эта особенность затрагивает и взаимное дополнение боевых искусств и каллиграфии, техник тела и чайной церемонии, войны и мира, любви и ненависти, жестокости и сострадания и т.д. Данную особенность замечательно иллюстрирует всем известный символ «Инь-Ян», почерпнутый из китайского даосизма. Он свидетельствует именно о стремлении к гармонии между, казалось бы, разнородными, но, вместе с тем, имеющими некие общие элементы, началами. Средневековые самураи (или – более любимый ими самими термин – буси) стремились к гармонии на всех уровнях жизни, включая и взаимоотношения мужчины и женщины в семье. Несмотря на традиционные патриархальные установки, ценность женщины никогда не подвергалась сомнению; ее значимость для семьи была, по существу, не меньше значимости воина, стоявшего во главе «ячейки общества». О благородном, высоком отношении к жене повествует, например, Дайдодзи Юдзан Шигесуке – один из тех немногих людей, которые предпринимали попытки систематизировать разрозненные моральные нормы в некий кодекс, как упорядоченное единство элементов, причем единство, опять же, гармоничное.

В истории некоторых народов бывают моменты, драматически приковывающие внимание столетий и законно входящие в мировые хрестоматии. В них содержится долгий урок для многих других народов. В жизни Японии за последние 130 лет я различаю три таких момента. Первый - в самом начале периода. А третий - как раз сейчас, он ещё не созрел до конца, не отлился и, может быть, даже в Японии не всеми понят. Два с половиной столетия длилась эпоха Токугава, ревностно охранявшая национальное развитие от разрушительных внешних влияний. Девизом той эпохи были: скромность и умеренность образа жизни. В те века Япония никуда не шагала вовне, ни на что не претендовала вовне - только желала, чтоб её оставили в покое для мирного внутреннего развития. (Не уклонюсь сказать, что я с большим сочувствием и пониманием отношусь к тогдашнему настроению в Японии.) Но внешний мир со всех сторон жадно наступал и требовал. 130 лет назад наведенные пушки иностранных военных кораблей заставили правительство Эдо уступить всемирному принципу свободы торговли. И японцы совершили тогда изумительный поворот, достойный хрестоматий для всех поколений. Они приняли горький урок не только с мужеством, - но с невиданной находчивостью и настойчивостью. Все усилия, прежде направленные на сохранение внутренней жизни, они перенесли на то, чтобы перенять достижения и умения прочих стран - и в этих умениях (да при скудости своих недр! при стеснённости своей земли!) оказаться умелее самих учителей. И сегодня - мы поражаемся результату: японцы настолько переняли и усвоили принцип свободы торговли, что страны, продиктовавшие его когда-то, теперь не знают, чем и как загородиться от японского экспорта, куда деться от свободы торговли с вами. Не вы придумали эту безграничную торговлю - но вы показали, что такое есть она!

По отношению к иностранцу японцы могут вести себя так, как никогда не поступят с японцем. За границей они с легкостью сделают такое, чего ни за что не позволят себе на родине. А все потому, что у них четко разграничены понятия «учи» (то, что внутри, – «свое») и «сото» (то, что вовне, – «чуждое»). Чтобы пользоваться уважением и заботой окружающих, иными словами, иметь достойный статус среди японцев, вы должны быть учи – «своим». В противном случае вам особенно не на что рассчитывать: ведь вы чужак, сото, а потому в лучшем случае заслуживаете снисходительного пренебрежения. Вас просто не замечают. Для японцев иностранцы – безусловно, сото в подавляющем большинстве случаев. Япония – учи, заграница – сото, поэтому за морем вы вправе вести себя как угодно. Ведь дома об этом все равно никто не узнает. Меткая поговорка гласит: «Никто не вспомнит о том, что случилось в пути». Япония – островная страна, окруженная бурным, опасным морем, а потому японцам веками удавалось сохранять чистоту нации. Свою гомогенность, расовую однородность они, безусловно, считают огромным плюсом; многие фразы начинаются со слов: «Мы, японцы…» – как будто все японцы думают и поступают абсолютно одинаково.

Хочу поделиться отрывком из книги япониста Александра Куланова "Обратная сторона Японии". Подобно тому, как из кусочков мозаики создается целостная картина, так из очерков, вошедших в эту книгу и затрагивающих самые разные стороны жизни, складывается образ современной Японии. Политические скандалы и особенности японских туалетов, причины популярности аниме и тайны мафии-якудза, японские свадьбы и несбывшиеся надежды русских жен японских мужей - об этом, а также о много другом, увиденном глазами не только автора, но и самих японцев, можно узнать, прочитав книгу. Второе издание "Обратной стороны Японии" пополнилось "Афтершоком" – запретными откровениями о японском менеджменте, необычными сравнениями русских и японцев и размышлениями о причинах аварии на атомной станции "Фукусима" – всем тем, о чем в Японии не принято говорить, но без чего представление об этой стране будет ложным. Рекомендую эту книгу японофилам, знакомящимся со страной, потому что автор постарался сотворить в книге коктейль, годный к пегкому усвоению организмом и разнообразный по вкусовым ощущениям. Особо пригодится "Обратная сторона Японии" студентам, начинающим изучение Японии, да и всем тем, кому интересна Страна восходящего солнца. Фактически это воспоминания автора о стажировке в Японии.