Сегодня многие совершают дальние поездки в экзотические страны – этим теперь уже вряд ли кого удивишь. Быстрые корабли и самолеты с комфортом мчат туристов в самые отдаленные уголки планеты. Однако и в наш век небывалого технического прогресса не каждый может похвастаться кругосветным морским путешествием, а что уж говорить о былых временах, когда даже поездка до губернского города составляла большую проблему и отнимала уйму времени. Прочитав книги Дефо, Стивенсона, Жюля Верна, каждый мальчишка мечтал бороздить морские просторы, но юношеские фантазии для большинства романтиков так и оставались несбыточной мечтой. Отважившийся же на такое предприятие, полное опасностей и немалых лишений, был достоин искреннего уважения и восхищения. В истории курского края не много найдется подобных смельчаков. Со школьной скамьи все знают рыльского купца Шелихова, достигшего берегов Америки, а вот имя еще одного кругосветного путешественника мало кому известно.

Примечательно то, что жизнь его связана с историей нашего Железногорья. Обычному сельскому священнику из села Радубеж, не склонному к разного рода авантюрам и книжным фантазиям, в середине XIX столетия суждено было на склоне лет попасть в круговорот событий, достойных сюжета приключенческого романа: пересечь два океана, побывать в разных странах, испытать неуемную силу морской стихии, пережить кораблекрушение, провести полгода среди японцев, попасть в плен к англичанам и, в конце концов, на перекладных через всю Сибирь от побережья Охотского моря добраться до Петербурга.

Василий Емельянович Махов родился в Обоянском уезде Курской губернии. Сын беднейшего пономаря благодаря особому своему усердию и прилежанию в учебе окончил философский курс Курской духовной семинарии в 1815 году. Поначалу поставлен был дьяконом в родном селе Бобрышово, а в 1823 году переведен в село Сковороднево Дмитриевского уезда на священническое место. При небольших церковных доходах содержать большую семью приходилось еще собственным трудолюбием. Глава семейства хорошо разбирался в пчеловодстве и имел пасеку. Этот промысел приносил хороший доход от продажи меда, что позволяло жить безбедно и обеспечить детям достойное будущее. Выдав замуж старшую дочь, отец Василий уступил свое место зятю, а сам с женой и детьми перебрался в село Радубеж Фатежского уезда, где в приходе Николаевской церкви прослужил несколько лет. Здесь, в 1849 году, лишился он добрейшей супруги. Дети уже стали самостоятельными, и одинокий пожилой священник снова уступил свое место другому зятю, а сам же вынужден был оставаться у него на иждивении. Таким образом, ведя кроткую и воздержанную жизнь, отличаясь «неподдельным духом благочестия», Василий Емельянович дожил до той поры, когда почувствовал одиночество пожилого человека и отчужденность от общих забот, но постигавшие его неприятности он всегда переносил с терпением. Так бы и завершился земной путь Махова в тишине монастырской кельи, куда уже убедил его поступить курский владыка Илиодор, если бы не провидение Божие, коему угодно было сельского батюшку, жившего в деревне при маловодной речке и никогда не плававшего даже на рыбачьей лодке, забросить на фрегат и отправить в кругосветное путешествие.

В 1852 году Василий Емельянович пожелал съездить в Петербург и свидеться с сыном Иваном Васильевичем, служившим в департаменте Министерства внутренних дел. Впоследствии сын напишет об отце: «С прибытием в Петербург Богу угодно было щедро и в короткое время вознаградить его за прежнюю неутомимую деятельность и оправдать на деле часто повторяемые им слова: «Боящемуся Господа – благо будет напоследок». Поначалу священника Махова, не без ходатайства сына, причислили к Александро-Невской лавре и попросили временно вести службы в домовой церкви обер-священника армии и флота. Начальство приметило добропорядочного батюшку, и в сентябре 1853 года, когда снаряжался в кругосветное плавание новый фрегат «Диана», Василия Емельяновича назначили священником в «походную церковь». Более молодые церковники желания, видимо, не изъявили, памятуя, что дело это рискованное и можно вовсе не вернуться домой, а 58-летнему заштатному священнику терять было нечего, поэтому он не отказался от полученного предложения.

И вот 4 октября 1853 г. фрегат «Диана» вышел из Кронштадта, чтобы достичь восточного побережья Сибири и прийти на смену уже изрядно износившемуся фрегату «Паллада», на котором находился вице-адмирал Путятин и вел переговоры с Японией. Василий Емельянович в своих увлекательных дорожных заметках, опубликованных после его смерти, описывает волнения души в момент прощания с родной землей: «Скоро мы оставили за собой Ревель и Ригу, переехали и ту черту, которая указывает конец земли русской и начало земель иностранных. Здесь-то на рубеже родного с чужим тяжкий вздох вырвался из груди моей. Вздох этот понятен, знаком тому, кто хотя однажды в жизни своей, оставляя, и быть может, безвозвратно, любезное Отечество, покидая близких, родных, друзей и знакомых, пускался в обширное пространство морей, несся за пределы далекого, неизвестного. Мрачная дума покрыла чело мое: Бог знает, суждено ли нам, далеким путникам, совершить трудный и продолжительный путь свой в благополучии, суждено ли узреть через три года снова благословенное свое Отечество, прижать к груди родных, приветствовать друзей, обменяться ласковым поклоном с ближним, услышать сердечное «здравствуй» вместо нынешнего печального «прости»?...

Сердце мое сжалось, голова отяжелела, горячие слезы хлынули из глаз моих: «Прости родное, дорогое наше Отечество! Да будет всегдашнее благословение Божие над тобою, Богом возвеличенная и Богом хранимая Россия!»…

Фрегат миновал Балтийское и Немецкое моря, преодолел Атлантический океан и, обогнув опасный мыс Горн, переплыл Тихий океан. По пути заходил в порты Дании, Англии, Бразилии, посетил Канарские, Сандвичевы, Алеутские и Курильские острова. Русских путешественников туземцы встречали с великим дружелюбием и интересом. Особо удивлялись необычному наряду православного священника, и как только он выходил на берег, толпы людей следовали везде за ним и с любопытством разглядывали странное облачение приезжего человека. Сам же Махов, нисколько не стесняясь подобного внимания, проявлял величайшее любопытство ко всему, что видел вокруг, и усердно записывал в свой дневник. Удивляли его невиданные растения и плоды, диковинные животные и чудные морские обитатели. Немалый интерес проявлял он и к обычаям местных жителей, их религиозным верованиям. В то же время не забывал отец Василий о своих обязанностях на корабле, заключавшихся в ежедневных службах, отпевании умерших, в беседах, поддерживавших дух матросов в опасном плавании. Двести восемьдесят дней прошло с тех пор, как фрегат покинул Кронштадт и вернулся к побережью родной страны с восточной ее окраины: «Здравствуй, матушка русская земля! Проплыли 35 тысяч верст в шесть с небольшим месяцев, здраво и благополучно, понасмотрелись разных див и диковинок, напитались изобилием плодов заморских и опять в стране родной, на земле русской, православной».

А 11 июля 1854 года фрегат «Диана» вошел в залив Де-Кастри, где священник Махов обратил в христианскую веру 17 гиляков-идолопоклонников по их собственному желанию. При этом чуть не лишился жизни, когда одна из женщин бросилась на него с ножом, увидев его намерение взять в руки идола, висевшего на стене жилища. В Татарском проливе на фрегат пересел вице-адмирал граф Путятин, уполномоченный российским императором вести переговоры с японским правительством о торговых делах и границах. Отец Василий отправился при нем через Японское и Китайское моря в Японию.

Когда судно находилось в Симодской бухте, произошло сильное землетрясение, вызвавшее невероятной силы цунами. Город Симода был стерт с лица земли огромной волной, несколько тысяч жителей погибли. Фрегат получил сильные повреждения и затонул, команда чудом успела спастись благодаря самоотверженной помощи простых японцев, которых Махов называл «добрейшими людьми». В дневнике священник описывает момент, когда потерпевшая кораблекрушение команда оказалась на берегу и ждала дальнейшего решения своей судьбы местной властью: «Каждодневно прибывающий толпою из городов и селений народ японский оказывал нам какое только мог пособие: иные поспешно ставили заборчатые сараи и навесы, чтобы укрыть нас от непогоды; другие несли циновки, маты, ковры, ватные одеяла, халаты и разную обувь; кто приносил чайник с кипятком и чаем, кто рис, саги (водку), апельсины, рыбу, яйца; некоторые из японцев, снимая с себя халаты, тотчас отдавали их нашим перезябшим и передрогшим матросам». Полугодичная жизнь между японцами и более близкое знакомство с ними не привели к разочарованию от первого восторженного впечатления, высказанного в ранее приведенных словах об их доброте и порядочности.

Махов пишет: «2 июля 1855 года мы отплыли из Японии на нанятом бременском судне к восточным берегам Сибири». В море судно встретила эскадра английского флота, двести пятьдесят русских моряков были взяты в плен и доставлены на военные суда англичан, с которыми Россия вела войну. Через четыре дня священника, доктора и больных отпустили, высадив на пустынном берегу порта Аян, а офицеров и команду оставили в плену. Четырнадцать дней путники следовали по болотистым, топким местам на оленях и лошадях и добрались, наконец, до почтового тракта. Священник Махов отправился в дальнейшее путешествие один без всяких средств к существованию и 6 декабря 1855 года добрался, наконец, до Петербурга. «Благодарение Господу Богу! – пишет он в конце своего дневника, – совершил я путешествие вокруг света!»

Тут на него как из рога изобилия посыпались разные милости: за крещение гиляков получил скуфью; за примерное усердное исполнение священнических обязанностей во время кругосветного плавания – наперсный крест; за поднесение Великому Князю Константину Николаевичу японских монет и вещей пожалован от его императорского высочества золотым перстнем с бриллиантами; от государя императора получил триста рублей серебром. В июле 1856 года указом обер-священника определен в дивизию 6-го армейского корпуса духовником, где в память о минувшей войне получил бронзовую медаль на Андреевской ленте и бронзовый наперсный крест на Владимирской ленте. По случаю окончания войны военный корпус был расформирован, Махов остался за штатом и уехал на жительство в свое село Радубеж Курской губернии, где возведен 15 апреля 1857 года «за долговременную отлично-усердную и полезную службу» в сан протоиерея и награжден набедренником.

Казалось бы, на том удивительные приключения должны были закончиться, а протоиерей Махов мог спокойно созерцать родные русские просторы и писать путевые заметки. Однако промысел Божий готовил ему новые испытания…

В марте 1858 года святейший Синод потребовал его снова в Петербург и по высочайшему повелению императора назначил настоятелем церкви российского консульства в японском городе Хакодате с приличным жалованьем – 2500 рублей серебром в год, тогда как простой сельский священник в России имел доход около трехсот рублей. Перед отбытием из столицы Махов получил из кабинета его величества установленный для миссионеров за границей золотой наперсный крест и «по вниманию к прежней службе и трудам предстоящим на новом поприще» награжден камилавкой.

Отправившись из Петербурга 2 сентября 1858 года, он прибыл в Японию 13 июня 1859 года. Неожиданная болезнь, вызванная частой сменой климатических условий, удушливый климат в Хакодате серьезно ослабили его здоровье и с каждым днем отбирали силы, поэтому пребывание в Японии оказалось на этот раз недолгим. Перед отправлением домой он все время повторял слова: «Хоть бы добраться до России, хоть бы умереть в Радубеже!» Господь услышал его молитвы, и 19 декабря 1860 года Махов благополучно прибыл в Петербург.

Святейший Синод отправил больного священника на покой в столь милый сердцу уголок, о котором он все время вспоминал. Милость царская отыскала доживающего свои дни протоиерея и в Радубеже. Государыня императрица за привезенные лично ей дары из Японии пожаловала ему золотые часы с цепочкою стоимостью 125 рублей серебром, а главное казначейство по высочайшему повелению назначило пенсию – 400 рублей в год.

Наступил 1864 год. Василий Емельянович ослабевал с каждым днем. О последних днях отца написал его сын Иван: «На другой день Благовещения отправился он из Радубежа за 30 верст в село Саковнинку, где, исполняя временно священническую обязанность, следил за постройкою нового храма. Там, 27 марта, поразил его апоплексический удар с отнятием языка, правой руки и правой ноги. Привезенный в таком положении в Радубеж, четыре дня страдал он убийственным кашлем с мокротой, а 31 числа с закатом солнца скончался. Погребен 2 числа апреля 1864 года при церкви села Радубежа».

Так, на 69-м году жизни, завершился земной путь деятельного пастыря, обласканного милостями и щедротами царскими, кругосветного путешественника, нашего земляка – Василия Емельяновича Махова.

Сын его Иван Васильевич, статский советник и кавалер ордена святого Владимира, увековечил память отца изданием в 1867 году «Путевых заметок протоиерея Махова». Сам он также оказался вместе с отцом в 1859 году в Японии и служил письмоводителем в консульстве города Хакодате. Оттуда посылал заметки в газеты «Морской сборник» и «Северная пчела». Иван Васильевич, стремясь расширить знания японцев о русской культуре и идя навстречу их желанию изучать русский язык, создал русско-японский букварь и издал его на свои средства в 1861 году. На титуле была надпись: «Русского чиновника подарок японским детям Русская Азбука». В Японии букварь И. В. Махова провозглашен культурным памятником города Хакодате.

© Сергей СУРГУЧЕВ, член Курского союза литераторов г. Железногорск