Александр Сокуров: Когда я бываю в Токио, у меня нет ощущения, что я иностранец»
Русского режиссера Александра Сокурова многое связывает с Японией. Он – кавалер Ордена восходящего солнца, одной из ее высших государственных наград. Александр Николаевич много раз бывал в Японии, много там снимал имного размышлял… Беседу вел Мотоюки Исидзэ
В нашей стране Вы известны не только как режиссер, но и как японофил. Чем Вам близка Япония? Когда и как появился интерес к ней?
Когда я первый раз, давно, прилетел в Японию, меня ничто не удивляло. Мне говорили: приедешь в Японию, это будет сплошная экзотика, а у меня было ощущение, что я много раз был уже здесь. Это было поразительно. Японию мне открывала прекрасная Хироко Кодзима… Не то, какие дома, какие улицы, а удивителен сам народ, люди, их характер, отношение друг к другу, умение быть деликатными и какая-то совершенная особенность: мне сразу показалось, что Япония не имеет никакого отношения к Азии, это особый, другой народ. Внутренняя чувствительность, которая есть в японском характере, очень понятна и близка русским. Потому что мы, наверное, такие же. Не так давно, в Консульстве, когда мне вручали орден, я сказал, что как было бы прекрасно, если бы мы жили одним государством, помогали друг другу по-братски. Вообще, это моя мечта, чтобы мы смогли жить вместе, потому что хорошо, когда у тебя братья благородные, трудолюбивые. И очень много психологически общего между нами: мы одинаково относимся к власти, ведем себя в атмосфере жесткого режима практически одинаково.
То есть реакции народа одинаковы?
Да, во многом. Мы готовы принимать власть, хотя и поразному, что не характерно для европейской традиции. Они создают власть, а мы принимаем ее какая есть. И, как это ни странно, очень много общего в темпераменте. Поэтому японцам очень часто нравятся русские и советские песни, а в России людям близка особая напевность японских мелодий. В японской и русской культуре очень важна мелодичность. Поэтому Япония любит и Рахманинова, и Чайковского, больше даже, чем в России. Мне так кажется. Сам эволюционный характер развития общества и культуры, мне кажется, у нас очень близок. Потому что мы когда-то начинали жить в культуре с уроков, которые нам давал внешний мир. И японская культура очень много принимала из опыта мировой практики. Может быть, эпоха Мэйдзи запустила этот механизм адаптации к новой жизни, и она, на мой взгляд, продолжается и сегодня. Для меня Япония – это страна, в которой продолжается период адаптации и видоизменения, и он, как мне кажется, еще не приобрел такого национального качества, когда изменения работают исключительно в пользу национальной культуры. Я сейчас говорю о культуре, а не о политике, так как я все же режиссер. В том, чтобы японская культура развивалась, я крайне заинтересован.
Как-то вы сказали, что сегодня мы можем с грустью вспоминать великое японское кино…
Японский кинематограф стремится показывать современную жизнь, и режиссеры, по-моему, забывают, что очень драматичная и серьезная жизнь за спиной. Я хочу сказать, что со смертью режиссера, моего друга, Осима-сан, эту страницу как бы закрыли. Потому что он был последним, кто знал народ, не боялся говорить о жизни за спиной, в прошлом, и не боялся классических форм драматургии и кинематографа. В Осима-сан сочетались авангардизм и блестящий академизм. Чудесный человек был, и я очень любил его.
Вы сказали, что интересуетесь культурой, а не политикой. Но в одном интервью Вы сказали, что считаете XX век очень важным, и описали трех человек увласти: Ленина, Гитлера и нашего императора Хирохито. Как Вы видите нынешний XXI век по сравнению с предыдущим веком?
Во-первых, мне кажется, масштаб политических личностей, сегодня, конечно, иной, это люди меньшего масштаба. Но и тенденция такая, что люди выбирают себе руководителей своего уровня культуры. Потому что, если у человека высокий уровень культуры, высокое достоинство, масштаб мысли, то, конечно, он будет более толерантным, более компромиссным, более осторожным, а где-то более определенным и более честным. Более открытым. Современный политический инструмент – это скрытность, агрессивное лавирование. Нежелание быть честными, нежелание быть открытыми взаимно рождает парадоксы, которые есть сегодня. Это, на мой взгляд, первое отличие. Второе – это решительная победа денег над гуманитарностью. Сейчас стало очень тяжело всем, кто занимается образованием, медициной, потому что в эти области пришли люди, у которых заниженный уровень гуманитарных и моральных требований. Посмотрите на кинематограф, где насилие в фильмах занимает 80% времени. Даже в хороших фильмах. Это означает, что никаких моральных ограничений, никаких табу – нет, а есть только представление о деньгах. Даже у многих очень хороших режиссеров. Это, к сожалению, распространяется на всех: на Японию, на Соединенные Штаты, на Россию, на Европу – на всех. Как следствие, молодежь перестает ценить свое искусство, свою родину. Я бываю в Японии и сталкивался с тем, что молодые люди говорили, что они не любят свою страну. Я спрашиваю: «Почему? Вы ведь многое преодолели, многое создали, результатами вашего труда живет весь мир. Почему вы не гордитесь своим народом?» Вот не любят, не гордятся. Это результат того, что материальный аспект стирает границы, делает национальные особенности не столь важными. Это очень обидно.
В нашей стране Вы известны не только как режиссер, но и как японофил. Чем Вам близка Япония? Когда и как появился интерес к ней? 
моего друга, Осима-сан, эту страницу как бы закрыли. Потому что он был последним, кто знал народ, не боялся говорить о жизни за спиной, в прошлом, и не боялся классических форм драматургии и кинематографа. В Осима-сан сочетались авангардизм и блестящий академизм. Чудесный человек был, и я очень любил его.
