Токийское кладбище Тама. Могила Рихарда Зорге
В «Деле Зорге», интерес к которому не проходит вот уже более 40 лет, почти не осталось белых пятен; написано много книг, подробнейшим образом исследована его жизнь и деятельность. Споры ведутся уже чисто концептуальные: был он «шпионом» или «разведчиком»? оставался ли он в «японский период» сотрудником Коминтерна или принадлежал исключительно к военной разведке? насколько важными представлялись его сообщения для Москвы в начале войны, послужили ли они главным аргументом в принятии решения о переброске на Запад сибирских дивизий? что стало первопричиной провала группы? и тому подобные. Однако есть одна тема в этом деле, упоминаемая почти во всех работах – о недоверии к Зорге со стороны советского руководства, и именно ее мы постараемся разобрать.
Идею коммунизма, захлестнувшую в начале ХХ века практически весь мир, на практике попытались реализовать только в России; для прочих стран она оставалась теорией, особо привлекательной именно потому, что последствия ее осуществления не слишком сказывались на собственной жизни. Многие интеллигенты оказались увлечены лозунгами равенства, братства и социальной справедливости, стремясь попасть в страну, где эти слова, казалось, приобрели практическое воплощение, - одним из них был Рихард Зорге, с радостью принявший предложение работать в Коминтерне и зачисленный в конце 1924 года референтом в Информационный отдел. Довольно скоро он увидел, что Коминтерн превращается в бюрократическую организацию, но в идее не разочаровался, а перешел апреле 1926 года на работу в Секретариат Исполнительного комитета.
Рихард Зорге забавляется с собакой
(Фото представлено Посольством России в Японии)
Осенью того же года Зорге принял участие в подготовке VII расширенного пленума Коминтерна, на котором с поста председателя Исполкома был снят Григорий Зиновьев, а сам Исполком распущен и заменен международным секретариатом. Руководить Коминтерном поставили Николая Бухарина, с которым Зорге имел деловые контакты и разделял взгляды на проблемы рабочего движения. В руководстве СССР еще сохранялось инакомыслие, и Бухарин вступил в полемику со Сталиным и даже имел смелость назвать его «мелким восточным деспотом», за что его 25 июня 1929 года освободили от членства в политсекретариате и вскоре вывели из состава Президиума Коминтерна. Сталин планомерно ставил под свой контроль все политические структуры в стране, переходя к практике устранения всех, кто хоть чуть-чуть проявлял своенравие (в 1938 году Бухарина расстреляли); вся «бухаринская группа» была убрана из Коминтерна и в ее числе - Зорге.
Он возвратился в Берлин, где какое-то время пребывал без работы и без денег, но там им заинтересовался представитель советской военной разведки Константин Басов. В те времена начальник военной разведки Ян Берзин активо привлекал к разведработе на СССР молодых одаренных иностранцев, понимая, что те гораздо больше советских людей подходят для зарубежной деятельности. События развивались стремительно, и всего через несколько месяцев, в конце 1929 года Зорге выехал в специальную командировку в Китай. Он пробыл там около двух лет; о конкретных результатах его работы сведений почти не сохранилось, поскольку Зорге пришлось срочно покинуть Китай после того, как он попал в поле зрения местной полиции, занимаясь по распоряжению Отдела международных связей Коминтерна содействием арестованным в Шанхае супругам Нулес. Это, а также ряд пьяных скандалов в заведениях составили так называемый «шанхайский след» в послужном списке Зорге, о котором мы находим упоминания практически в каждой характеристике на него. Арестованный на¬чальник отделения Разведупра РККА полковник Г.М.Римм сообщал в показаниях от 22 августа 1938 г.: «"Рамзая" и его помощника Стронского в белогвардейских русских барах знали как агентов Советской России».
Менее, чем через год пребывания Зорге в Москве Берзин отправил его в новую командировку - в Японию, и первые несколько лет его работа не вызывала никаких нареканий. В декабре 1936 года начальник военной разведки Семен Урицкий докладывал наркому обороны К.Е. Ворошилову: «…в течение двух с лишним лет в качестве неофициального секретаря германского военного атташе в Токио ведет работу в чрезвычайно трудных условиях наш работник, член ВКП (б) Зонтер Ика Рихардович. Этот товарищ все время снабжает нас материалами и документами о японо-германских отношениях…». Урицкий считал, что Зорге и его радист Макс Клаузен были достойны награждения орденами Красной Звезды, но Ворошилов не поддержал это предложение. Уже в 1935 году в СССР начиналась пора «великого террора», а у советского политического и военного руководства сложилось отрицательное отношение к личности Зорге.
Японо-российский симпозиум по «делу Зорге»,
организованный 26 апреля в Посольстве России в Японии
Любопытно в этой связи «Заключение КГБ по архивным материалам в отношении Рихарда Зорге», составленное 2 ноября 1964 года. В нем говорится: «О разведывательной работе Рихарда ЗОРГЕ по линии ГРУ в архивах КГБ имеется много противоречивых материалов, которые представляют собой в болышинстве случаев сообщения сотрудников ГРУ в НКВД либо показания арестованных сотрудников ГРУ». Иными словами, работники военной разведки, параллельно своей непосредственной работе, писали доносы и характеристики на советских нелегалов за границей; затем их арестовывали, после чего в своих показаниях они уже прямо именовали нелегалов предателями.
Начальник восточного отделения Разведуправления М.И.Сироткин сообщил НКВД в марте 1936 года: «До июля 1935 года я неоднократно получал и обрабатывал материалы, поступавшие от "Рамзая". 90% всех этих материалов не имели почти никакой ценности как агентурные материалы». 4 сентября 1937 года он доложил в НКВД следующее: «Я неоднократно в 1935-1936 гг. сообщал о ряде признаков и фактов, говорящих о том, что резидент Разведупра в Токио "Рамзай" (Зорге) является, если не двойником, работающим и на нас, и на Германию, то в лучшем случае марионеткой в руках японо-германской контрразведки». Арестованный в 1938 г., он заявил на допросе, что Зорге он лично выдал японцам.
Показания арестованных сотрудников ГРУ о том, что Зорге являлся агентом немецкой разведки, послужили основанием к заведению 28 января 1939 года Особым отделом бывшего ГУГБ НКВД СССР дела-формуляр № 21304. Подшивавшиеся туда сообщения от работников ГРУ повторяли в различных вариантах, но, как правило, без ссылок на конкретные факты или доказательства, версию о работе Зорге на германскую, японскую и даже английскую разведки. В одном из документов дел сообщается, что начальник Разведуправления Урицкий просил посланную в Японию с целью внедрения в высшие (желательно – императорские) круги Айно Куусинен понаблюдать за Зорге в Токио. Прибыв в Москву, она написала на резидента довольно критическую характеристику, тем более, что тот отказался подчиниться приказу Центра об отзыве домой.
Бывший начальник военнй разведки Я.К.Берзин после своего ареста в собственноручных показаниях от 7 февраля 1938 г. писал: «"Рамзай" - ЗОРГЕ является агентом германской разведки и как таковой является также агентом японскок разведки. /.../ Весной 1935 г., незадолго до провала "Абрама" (Бронина) Зорге приехал в Шанхай и имел встречу с "Абрамом". Из этого я заключаю, что "Абрам" был провален "Рамзаем", тем более потому, что "Рамзай" знал часть источников "Абрама". Причиной такого действия "Рамзая" было то, что "Абраму" было дано задание строить, используя китайцев, нелегальную разведсеть на Японию и он эту работу начал; с арестом "Абрама" все это было сорвано».
Начальника агентурного отделения по японскому направлению П.А.Попов поддерживал версию о том, что Зорге является немецким и японским шпионом. По воспоминаниям сотрудника ГРУ Т.Ф.Воронцова: «Когда речь заходила о "Рамзае", Попов всегда махал на него рукой как на "безнадежного" и выражал явное недоверие к нему». 9 сентября 1939 года тот же Попов писал: «Как правило, даваемая "Рамзаем" информация по какому-либо важному вопросу опаздывала примерно на 15-30 суток. Нужно полагать, что это ловко продуманная дезинформация».
Но откуда взялись эти, ни на чем не основанные подозрения? В этой связи представляется очень показательной ссылка в документе от 4 сентября 1937 года (все в том же деле-формуляр № 21304) на резолюцию И.Сталина на одном из спецсообщений, составленном в 1936 г. по материалам Зорге, где говорится: «Прошу мне больше немецкой дезинформации не присылать». Это объясняет многое: ведь слова и, тем более, записи вождя являлись законом, приказом к исполнению. Раз он так охарактеризовал сообщения источника, значит этот источник являлся завербованным агентом, и никаких дополнительных доказательств не требовалось. Теперь все сведения о Зорге просто подводились под заданное Сталиным определение.
Не забывали также и о его политической ущербности: уже упоминавшийся полковник Г.М.Римм говорил в показаниях, что «"Рамзай" по своим политическим убеждениям примыкал к правым, поддерживал Бухарина и был с ним в близких взаимоотношениях», а шанхайский резидент «Абрам» (Бронин) доносил: «Рамзай в разговоре с выезжавшим к нему курьером, обсуждая политику Коминтерна, высказывал политически неверные взгляды». Примечательно, что, параллельно с наличием серьезных подозрений в отношении Зорге, его продолжают активно использовать для добывания важной военно-политической информации.
Вот, что предлагал сотрудник ГРУ Сонин: «1) Резидентуру сохранить, так как "Рамзай", даже если он и продан, должен давать некоторые материалы, имеющие ценность. Иначе он разоблачит себя. Это обстоятельство надо использовать до конца. Одновременно нужно сохранить исключительно критический подход к его информации, вскрывая своевременно попытки дезинформации, если они есть или будут. 2) Подобрать в помощники радисту "Рамзая" "Фрицу" крепкого и надежного работника. Попытаться проверить "Рамзая" и его резидентуру через этого человека. Дать ему собственный шифр, запасные явки, средства на случай необходимости бежать. 3) Продумать вопрос о возможности организации встречи Гущенко с ''Рамзаем" для проверки его работы и впечатлений о нем. Гущенко эта встреча ни в какой мере не ком-прометирует (общеизвестно что на то и военные атташе, чтобы заниматься разведкой), а некоторое воздействие на "Рамзая" можно оказать. Судя по впечатлениям и данным о Гущенко, эту роль он провести сможет успешно».
Это предложение о непосредственном контакте с советским военным атташе, а также встречи Зорге со вторым секретарем посольства СССР В. С. Зайцевым (14 раз!) показывают, насколько небрежно в Москве относились к безопасности своего источника. В то же время, получавшиеся от него материалы ценились весьма высоко. В период с января 1936 по октябрь 1941 года Зорге направил в Центр по каналам радиосвязи 805 срочных донесений, то есть в среднем Зорге передавал где-то по одной телеграмме каждые три дня. Главной качественной характеристикой добытых разведчиком сведений является использование этих сведений для докладов высшему политическому руководству страны и командованию вооруженных сил. Руководству СССР было доложено следующее количество донесений Зорге: в 1936 году – 49; в 1937-м – 48; в 1938-м – 86; в 1939-м – 85; в 1940-м – 59; в 1941-м – 36. Очень качественные показатели.
В свете всего вышеизложенного приходится делать грустный вывод: Зорге повторил своей жизнью трагедию многих иностранцев-романтиков, пришедших на службу первому в мире социалистическому государству. Работая честно и с полной отдачей, он почти до самой смерти подозревался своими хозяевами в продажности и двойной игре. Для своей родины – Германии он стал чужим; в Японии, которую он уважал и ценил, его имя до сих пор является символом шпионажа и предательства.
