Без году неделя, мой свет, двадцать две смс назад
мы еще не спали,
сорок - даже не думали,
а итог - вот оно и палево, мы в опале,
и слепой не видит, как мы попали
и какой в груди у нас кипяток.
Губы болят, потому что ты весь колючий;
больше нет ни моих друзей, ни твоей жены;
всякий скажет, насколько это тяжелый случай
и как сильно ткани поражены.
Израильтянин и палестинец, и соль и перец, слюна горька;
август-гардеробщик зажал в горсти нас, в ладони влажной, два номерка;
Время шальных бессонниц, дрянных гостиниц, заговорщицкого жаргона и юморка;
два щенка, что, колечком свернувшись, спят на изумрудной траве,
сомлев от жары уже;
все, что ДО - сплошные слепые пятна,
я потом отрежу при монтаже.
Этим всем, коль будет Господня воля, я себя на старости развлеку:
вот мы не берем с собой алкоголя, чтобы все случилось по трезвяку;
между джинсами и футболкой полоска кожи,
мир кренится все больше,
будто под ним домкрат;
мы с тобой отчаянно непохожи,
и от этого все забавней во много крат;
Волосы жестким ворсом, в постели как Мцыри с барсом,
в голове бурлящий густой сироп;
Думай сердцем - сдохнешь счастливым старцем,
будет что рассказать сыновьям за дартсом,
прежде чем начнешь собираться в гроб.
Мальчик-билеты-в-последний-ряд, мальчик-что-за-роскошный-вид.
Мне плевать, что там о нас говорят и кто Бога из нас гневит.
Я планирую пить с тобой ром и колдрекс,
строить жизнь как комикс, готовить тебе бифштекс;
что до тех, для кого важнее моральный кодекс -
пусть имеют вечный оральный секс.
Вот же он Ты - стоишь в простыне, как в тоге и дурачишься,
и куда я теперь уйду?!
Катапульта в райские гребаные чертоги - специально для тех, кто будет гореть в аду...
