Вечером того же дня от Хвостова с «Юноны» прибыл лейтенант Карпинский и передал приказ возвращаться всем на суда. Основной причиной этому, видимо, послужило то, что «при развращенности промышленных (так назывались служащие РАК, которые занимались промыслом пушнины) должно было всего ожидать». Однако этот приказ оказалось не так просто выполнить, ибо при сборе людей не смогли отыскать трех человек с «Юноны» и одного с «Авось». «С наступающей ночью принуждены были зажечь несколько магазинов и с людьми и пушками перебрались на гребные суда». В связи с тем, что четверо служивых так и не появились, то для их ожидания оставили вооруженный баркас. На второй день Карпинский посетил еще одно японское поселение, которое оказалось пустым. Но там имелись рыбные магазины, «кои все сожжены».
Утром 27 мая возвратился баркас с отрядом, оставленным для розыска пропавших, но без них. Затем двоих удалось уговорить вернуться, а двое, угрожая своим бывшим сотоварищам оружием, ушли в горы. Один из них был китаец, а второй — ссыльный, которого необходимо было доставить на Аляску. Давыдов недоумевал: «С каким намерением решились они остаться в таком месте, где русские все выжгли и где они уверены быть истязанными, попавшись в руки японцам». Его предположение оказалось верным — оставшиеся были пойманы и обезглавлены.
Давая оценку разграбленному и сожженному японскому поселению, Давыдов предположил, что японское правительство «положило сему селению быть главным на всех Курильских островах, на коих японцы промыслы рыбные отправляют. Оно было самым северным во всей Японии, снабжено было гарнизоном, из чего ясно кажется, что народ сей давно опасается русских».
7 июня «Юнона» подошла к селению айнов на острове Матмай. Там были замечены два японских магазина и несколько японцев. Однако погода была плохая и фрегат взял курс на залив Анива, где 12 июня лейтенант Карпинский был отправлен с двумя ялами с «Юноны» и байдаркою с «Авось» «для осведомления от айнов о том, есть ли ныне в сей губе японцы». Через некоторое время отряд возвратился и привез с собой 12 айнов, которые поведали, что «по сожжении здесь прошлого года японской фактории, они дали знать о том на Матмай, куда будто посылали и одну медаль и что после сего ни одно японское судно в губу Анива не приходило».
15 июня суда подошли к той японской фактории, напротив которой останавливался на «Надежде» Резанов в 1805 г. по пути из Нагасаки на Камчатку. Впрочем, там были обнаружены в основном пустые сараи для сушки рыбы, да несколько больших чугунных котлов, а все остальное разграбили сахалинцы после того, как в прошлом году Хвостов забрал и увез с собой захваченных японцев. Взяв несколько больших котлов, остальное служивые изломали, а все строения сожгли.
22 июня тендер «Авось», потеряв из виду «Юнону», обогнул мыс Номабо острова Матмай и заметил у берега стоявшее на якоре японское судно, люди же с него перебирались на берег. Когда русские к судну пристали, то не нашли там ни одного человека. Груз судна большей частью состоял из риса и соли. На следующий день началась перегрузка. Захваченного оказалось так много, что тендер был вынужден весь свой балласт выбросить за борт. Как признавался Давыдов, «более чего судно мое не могло поместить. ...Прежде всего... было взято от 30 до 40 мешков и так всего в судне находилось до 900 пуд пшена и 200 пуд соли, исключая 7 или 8 бочек саги и множество мелочных товаров от чего трюм, каюта и камбуз так были забиты, что мы не могли где стать». На следующий день по приказу Давыдова японское судно было подожжено.
25 июня русские корабли обогнули Пик-де-Лангль, и моряки заметили несколько японских селений, два небольших и одно большое судно. «Юнона» высадила десант, который выяснил, что на судах не было ни одного человека, а груз состоял из соленой рыбы, копченых сельдей, жиров и нескольких мешков риса. По всей вероятности, сделал заключение Хвостов, судно возвращалось с северной стороны Матмая или с Курильских островов. «Взяв то, что я мог поместить к себе, — сообщал в докладе Хвостов, — провертел [дно] судно[а] в разных местах». Естественно, судно утонуло.
27 июня в очередном селении был совершен новый пиратский акт. К тому же там стояло два судна, «одно из них шло в губу Анива, везло бонжоса, попа, четырех или пятерых солдат, пушку и несколько других оружий. Людей разумеется мы не нашли ни на судне, ни на берегу, ибо они задолго да того все скрылись на Пик-де-Лангль. Шедшее в Аниву судно было из Ниппона... На нем нашли описание приходу "Надежды" с посольством в Нагасаки», наши предложения о торговле, «отказу в том и пр.; нашли портрет господина Резанова и стоящего подле него гренадера с ружьем» 55. Кроме того, на судне «нашли много карт, глобус, скопированный кажется у голландцев, виды мысов Анива, Крильон. ... "Юнона" грузила с сего судна пшено и другие вещи... в другом же судне была только рыба, здесь кажется в него загруженная, ибо судно стояло у самого селения на 6 якорях. Судно с Ниппон было выкрашено красной краскою, что по словам японцев, означало, что оно казенное. ...По полудни перевезли весь лучший груз и пшено на "Юнону", а потом сожгли сараи и суда».
Утром 28 июня Карпинский во главе отряда из 16 человек высадился на берег. Углубился к северу на 8 миль и нашел японское селение из «четырех больших казарм и нескольких сараев состоящих, но людей в оном не было, а видели вблизи только одного, который скрылся». Карпинский, «сожегши сие заведение», возвратился на «Юнону». В тот же день Хвостов отпустил всех японцев, как им было обещано, исключая двоих. Отпущенным дали большую японскую лодку и «снабдили всем, чем они хотели. ...Два купца взяли образцы всех лучших сукон и многих других товаров, дабы показать своим соотечественникам, что они могут получать от нас, если только торговля установится. Японцы сии знают жестокость и в то же время робость своего правительства. Уверены были, что после учинения военных действий, оно неминуемо согласится. Они говорили, что для них все равно Японии или России будут принадлежать Курильские острова и Сахалин, только бы позволить им ходить на оные для покупки рыбы»".
Нагрузившись выше ватерлинии награбленным, «Юнона» и «Авось» 16 июля 1807 г. прибыли в Охотск. Но встретили их здесь неласково: русские пираты были арестованы и против них было начато следствие. Однако Хвостову и Давыдову удалось бежать из-под стражи и они добрались до Санкт-Петербурга. Н. П. Резанов к тому времени умер. Разобраться, кто виновней, Резанов или Хвостов с Давыдовым, было трудно, и моряки отделались легким испугом — высокие власти слегка их пожурили да и отправили служить во флот. Хвостов и Давыдов отличились в морском сражении со шведами, за что были представлены к наградам. Но Александр I, проявив осторожность, воздержался награждать отличившихся, хотя жалованье им за службу в РАК (24 тыс. рублей) велел выплатить.
* * *
Когда встает вопрос об истории российско-японских отношений, японские авторы обязательно начинают с Хвостова и Давыдова. Обратимся снова к Д. Позднееву, который, оценивая их набеги, писал: «Самым важным по своим последствиям фактом в истории первых сношений России с Японией необходимо считать, конечно, экспедиции лейтенанта Хвостова и мичмана Давыдова против северных японских островов. Память о них, изгладившаяся в России, живо сохраняется до сего времени в Японии, факт, с которым нам необходимо самым тщательным образом считаться, когда мы разсуждаем о психологии отношений японцев к русским». Это совершенно отдельный вопрос — «вопрос о том, каким образом влияли экспедиции Хвостова и Давыдова на образование в Японии той ненависти к России, которая проходит красною нитью через все японские сочинения, трактующия о России».
Эти слова были сказаны более 90 лет назад. Но они верны и сегодня. Вот что писал недавно скончавшийся японский общественный деятель Суэцугу Итиро о японо-российских отношениях: «Правительство России в 1803 году снарядило в Японию миссию под началом Николая Петровича Резанова (1764—1807), но Резанов по прибытии в Нагасаки на полгода попал под строгий надзор. Ему отказали даже в приеме государственной грамоты и подарков. От такого непочтительного отношения подчиненный Резанову капитан Хвостов пришел в ярость и стал в период с 1806 по 1807 год нападать на японские поселения и сторожевые посты на островах Сахалин, Итуруп и Рисири, поджигал дома, насиловал и грабил население. Этот инцидент отрезвил японцев, которые, уповая на закрытие страны, пребывали в благодушном настроении, и породил вполне определенное чувство страха перед Россией».
Плохо то, что мы делаем вид, будто ничего и не было. Э. Я. Файнберг наивно убеждает читателя: «Многие иностранные историки изображают Хвостова и Давыдова пиратами, игнорируя их патриотические побуждения, гуманное отношение к айну и японцам, выполнение инструкции Резанова "максимально щадить человечество ». Не стоит обходить молчанием не самые славные страницы нашей истории. Нет, пожалуй, в мире внешнеполитически безупречной страны. Вспомните хотя бы колониальное прошлое Японии или европейских государств. Оно было несравненно жестче и масштабнее нашего случая. Но они теперь сделали какие-то выводы и строят отношения с бывшими колониями в общем и целом благополучно.
Вечером того же дня от Хвостова с «Юноны» прибыл лейтенант Карпинский и передал приказ возвращаться всем на суда. Основной причиной этому, видимо, послужило то, что «при развращенности промышленных (так назывались служащие РАК, которые занимались промыслом пушнины) должно было всего ожидать». Однако этот приказ оказалось не так просто выполнить, ибо при сборе людей не смогли отыскать трех человек с «Юноны» и одного с «Авось». «С наступающей ночью принуждены были зажечь несколько магазинов и с людьми и пушками перебрались на гребные суда». В связи с тем, что четверо служивых так и не появились, то для их ожидания оставили вооруженный баркас. На второй день Карпинский посетил еще одно японское поселение, которое оказалось пустым. Но там имелись рыбные магазины, «кои все сожжены».
